Когда участников антифашистского пикета 27 ноября, наконец, отпустили, уже стемнело, и в густых сумерках особенно жутко смотрелись колонны солдат, стоявшие по всему периметру Пушкинской площади. Пустые "окна" металлоискателей, голодные и замерзшие милиционеры, выстроившиеся в очередь у ближайшего киоска с хот-догами, растаявший грязный снег и огромная праздничная елка, уставленная на днях. Солдаты и елка, праздник и страх - от этого становилось особенно неприятно. "Вот такая у нас страна, победившая фашизм", - подумала я, торопясь нырнуть в метро.

Пикет у московской мэрии, организованный либерально-демократическими движениями (среди них - ОГФ, "Яблоко", СПС, "Зеленая Россия", Комитет солдатских матерей, правозащитных обществ "Мемориал", Московская Хельсинкская группа, "За права человека", несколько молодежных движений, таких как "ДА!" и "Мы"), был запланирован как ответ столичным властям на запрет антифашистского шествия. "Пикет 27-го состоится в любом случае", - заявил на пресс-конференции в агентстве "Интерфакс" 24 ноября один из членов инициативной группы Георгий Сатаров. Антифашисты подали заявку в префектуру ЦАО, прося разрешение собраться у памятника Юрию Долгорукому, но префектура отказала, предоставив им площадь перед Белорусским вокзалом. Напротив мэрии, по их мнению, мало места и, к тому же это мешает движению спецтранспорта. Однако людей это и не остановило. В два часа они собрались искать защиты то ли у основателя столицы, то ли у ее руководства. Но реакция милиции не заставила себя ждать.

"Мне может кто-нибудь, в конце концов, объяснить, что здесь происходит?" - раздался женский вопль. Толпа людей метнулась к книжному магазину "Москва", "Смерть фашистским оккупантам!" - донеслось откуда-то, "Слава России, победившей фашизм!" - отозвался еще кто-то. "Граждане, проходим, не останавливаемся, на Пушкинской площади будет митинг", - монотонно повторял милиционер, разворачивая всех, кто пытался вернуться к памятнику Долгорукому и посмотреть, что же там происходит. Другой, наоборот, отлавливал в толпе по какому-то весьма хаотическому принципу людей и гнал их к автобусу. Люди быстро сворачивали плакаты, кто-то снимал приколотые к груди антифашистские листовки с перечеркнутой свастикой. Некоторые плакаты отнимали сами блюстителя порядка и рвали на части.

"В автобус, в автобус!" - опять повторил милиционер. "А флаги-то российские зачем отнимаете?" - проголосила какая-то пожилая активистка вслед сотруднику правоохранительных органов, державшему в руках аж три свернутых флага.

Процесс изъятия государственной символики из рук пикетчиков, похоже, занимал милиционеров особенно. Некоторые, как мне впоследствии рассказал пресс-секретарь СПС Денис Терехов, даже переусердствовали и флаги истоптали, что является нарушением закона. В ход шли резиновые дубинки, кого-то из особо сопротивлявшихся пикетчиков занесли за ноги и бросили в автобус.

- Да, как вам не стыдно, вы что фашистов защищаете?
- Да мы закон защищаем, - мрачно отозвался милиционер.
- А закон, что фашистский?
- Это не вам решать, - явно злился тот.

В суматохе службе охраны Союза правых сил удалось отстоять у милиции лидера партии Никиту Белых. "Ты видела, как Белых выносили?" - поинтересовался у меня активист СПС, едва я нырнула в толпу. "Куда выносили", - недоуменно переспросила я. "Говорят, что охрана буквально вынесла его, чтобы менты не загребли", - поделился подробностями юноша. В суматохе было сложно понять, что происходит. Люди, автобусы, сине-серая форма милиционеров. Как позже стало известным, вынести с площади удалось очень немногих. В застенки угодили Евгения Альбац и Александр Гольц, Светлана Ганушкина и Олег Орлов, Александр Рыклин и Сергей Ковалев. Всего около 50 человек, среди них несколько членов ОГФ. Получилось четыре автобуса, забитых совершенно разными людьми, от студентов до партийных деятелей. Некоторых, правда, немного прокатив по центру, вскоре отпустили (Евгению Альбац в их числе), два автобуса отправили в ОВД "Тверское", один, где сидело около двадцати человек, в ОВД "Хамовники". У дверей тверского отделения вскоре собрался народ, ожидающий своих товарищей, которым выписывали протоколы, отпуская после этого по одному. У отделения настроение царило скорее оптимистическое, слышались громкие возгласы и яркие слова.

Мы же еще с несколькими людьми, вспомнившими, что на Пушкинской должна была собраться "Родина", поспешили туда, однако и "Родины" не было на месте. В сером небе угрожающе реял лишь российский триколор, украшенный черной траурной лентой. Площадь была окружена плотным кольцом металлоискателей, внутри которого паслась совершенно разношерстная публика. Одетые в темное православные бабки мрачно крестили всех проходящих, бомжеватого вида борцы с незаконной иммиграцией громко переругивались, двое антифашистов уныло взирали на все происходящее, обсуждая еврейский вопрос, ходили немного напуганные народные дружинники, не очень понимавшие, зачем они тут. Завершал картину Роман Доброхотов в оранжевом шарфе, искавший куда бы приткнуться. Не покидало ощущение какой-то абсурдности всего происходящего. В это искаженной реальности все как будто оказались по досадной ошибке. "А тут у нас что?" - спросил у меня прохожий. Мимо молча протопал отряд СОБРа.

На Пушкинской площади кроме странной публики присутствовал заместитель префекта ЦАО и какой-то чиновник от "Родины". Объясняя журналистам причины ситуации, сложившейся в это странное воскресенье в центре Москвы, они умудрились диаметрально противоречить друг другу. Обиженный на жизнь и власти "родинец" объяснял, что они просто хотели провести марш совместно с ДПНИ, а им не позволили, на митинг они не хотели соглашаться. Зампрефекта наоборот мямлил что-то невнятное, про совпавшие заявки. "От проведения акции мы отказались: просто секретарши в мэрии чего-то напутали",– сообщил в интервью "Коммерсанту" активист "Родины" Леонид Развозжаев.

"Вы бы оранжевую ленточку сняли, - обратился ко мне пухлый лейтенант милиции, указав на мою сумку. - В Москве 30 пикетов ДПНИ, а они, если увидят, и побить могут". Я еще раз обвела взглядом площадь. Вечерело. На фоне неоновых отблесков рекламы стояли солдаты. В Москве одновременно в тридцати местах митингуют фашисты, антифашисты, задержанные на формальном основании нарушения правил пикета, сидят в отделении, а центр города в осадном положении. Тридцать пикетов - это вещь пострашнее любого Правого марша, это неуправляемая сила, прятавшаяся по углам, о которой напоминают лишь усиленные наряды милиции на каждой станции метро. Затаившееся в глубине души осознание того, что в случае опасности, и они не защитят, наводило на еще более тяжелые мысли.

Вера Холмогорова

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl + Enter