В какой-то момент я ощутил неодолимое незримое телепатическое давление на меня моих постоянных читателей, ждущих от меня хоть какого-то высказывания об освобождении и депортации Ходорковского.
Я не успел вставить эту тему в свою предыдущую статью о Путине — победителе оппозиции, которая была моим ответом писателю Андрею Пионтковскому, потому что отправил рукопись в редакцию до окончания путинской пресс-конференции. Я даже старался не комментировать происходящее в личных разговорах, опасаясь, что, интерпретируя кремлевские пропагандистские шаги, стану невольным соучастником спецоперации Путина. Я также пытаюсь успеть до пресс-конференции МБХ, чтобы поток комментариев не затмил выводы, которые сейчас видны сквозь еще не окончательно взбаламученный поток информации и рассуждений.
Итак, очевидны две истины.
Первое. Освобождение МБХ — результат не просто кремлевской интриги, но длительной тайной дипломатии.
Второе — некое поведение и некие заявления со стороны МБХ в первое время будут обусловлены пакетными соглашениями в рамках негласной сделки.
Так, высылка Солженицына (вместо ареста) в феврале 1974 года подразумевала согласие Америки на дополнительные ограничения стратегического вооружения и подписание Западом Хельсинкских соглашений в августе 1975. При Солженицыне, оправленном в лагерь, холодная война возобновилась бы на 5 лет раньше. Освобождение МБХ в разгар кризиса между Россией и объединенным Западом из-за Украины — это явный шаг Путина к предотвращению новой холодной войны, которую я недавно сравнил с Крымской войной 1853-55 годов.
Совершенно неважно, что скажет МБХ на пресс-конференции. Заявит ли, что отныне уходит в частную жизнь (посвятит себя охране природы, правозащите и прочим благородно-модным делам), либо, напротив, поклянется, что отныне каждый его вздох будут отдан борьбе за святое дело освобождение Родины от кровавой чекистской диктатуры, все это не будет значить ничего вне контекста будущего.
Но освобождение МБХ — это уже его великая победа, и великий конфуз для российской либеральной оппозиции.
ВВП предпочел избавиться от МБХ, ибо понял, что по сравнению с его благородным величием он — всего лишь гаерствующий провинциальный тиран. Но это освобождение — взамен несостоявшейся "широкой амнистии" для политзэков и жертв рейдерских дел — великий искус для либералов.
Может быть, в Кремле решили, что либералам на самом деле нужен только МБХ на свободе. И получив эту подачку, они забудут про всех остальных узников путинизма, в первую очередь, про подсудимых обоих "болотных процессов" — завершающегося и начинающегося.
Если произойдет именно так, то тогда я прав, и поражение либеральной оппозиции, о котором я писал в прошлой статье, станет полным и окончательным, а она сама вполне заслужит свое рабское звание. Если же освобождение МБХ станет только сигналом к новой яростной борьбе за прекращение в нашей стране политических репрессий, то именно это превратит тактический успех ВВП в стратегическое поражение.
Надо понимать, что ВВП, выпуская МБХ, явно имел в виду создать второй полюс либеральной оппозиции — альтернативный Навальному. Это внешне очень хитрый ход, но если протестное движение не расколется, то оно преумножится. Двуполюсность — показатель силы, а не слабости. Антисоветское движение имело два полюса — Сахаров и Солженицын. Демократическое движение в России в 90-91 годах тоже было двуполюсным — Борис Ельцин и Гавриил Попов.
Когда Андропов высылал Солженицына, возможно, он рассчитывал на то, что тот: а) как всякий русский писатель на чужбине впадет в депрессию и ностальгию; б) его сторонники устроят безобразную склоку с другими эмигрантами более либерального склада. Вместо этого Солженицын на Западе окончательно превратился в консервативного пророка, в пух и прах разнесшего коммунизм, а его сподвижники устроили такую, как выражается председатель Конституционного суда Зорькин, "синергию" с другими заядлыми антисоветчиками, что от советского влияния на Западе только перья полетели. Просто Солженицын стал адекватным ретранслятором того "дикого" антикоммунизма, который сложился среди "подсоветской" интеллигенции к началу 70-х, и потому стремительно стал духовным лидером начавшейся политической эмиграции из СССР.
Теперь об освобождении академика Сахарова, также упоминаемом в связи с чудесным спасением МБХ.
Когда Горбачев возвращал Сахарова и Елену Боннэр из ссылки в Горьком (для молодых читателей — в Нижнем Новгороде), он явно имел в виду не просто обрести репутацию либерального реформатора, но и использовать авторитет академика для склонения США к отказу от новых ракетных и противоракетных систем, смертельно опасных для советского стратегического потенциала.
Тогда Горбачев постоянно стремился "замутить" разные "разоруженческие" инициативы ученых и общественных деятелей. К тюремщику академика Сахарова они бы не поехали, а к освободителю — с превеликим удовольствием. Но ни самому Сахарову, ни Горбачеву ровно 27 лет назад и в голову не могло прийти, что пройдет еще два с половиной года — и Сахаров станет лидером оппозиционной фракции в советском парламенте. Просто сложился такой общественный контекст, и бурнокипящая жизнь сама вытащила Андрея Дмитриевича на авансцену политической борьбы.
Поэтому желающие видеть МБХ на видных общественных ролях должны постараться изменить политический контекст аналогичным образом.
