Я пытаюсь понять, почему воздействие отечественной либеральной мысли носит такой разлагающе-тлетворный характер. И пришёл к выводу, что дело именно в её многослойно-лживом характере.
Сказанное не относится к тем, кто честно именует себя "демократом" (т.е. сторонником буржуазной революции 80-90-годов, подобно тому, как сторонники Американской и Французской революций именовали себя "патриотами"), "буржуазными революционерами" или "буржуазными реформаторами".
Другое дело, что понятиями "либерал" или "либерал-западник" уже два столетия маркируются те, кто находится между сторонниками феодализма, включая его советскую реинкарнацию, и коммунистами-радикалами, и, во избежание терминологических проблем, в либералах оказываются одновременно и бывшие вольнодумные референты ЦК КПСС, и пиночетовцы.
Это связано с тем, что именно либералам приходилось адаптировать современную западную политическую мысль к российским, изрядно архаическим реалиям.
Русская цивилизация - это вечная машина времени, точнее, это "Тардис" "Доктора Кто" [великолепный сериал BBC], который внутри куда больше, чем снаружи (синяя телефонная будка для вызова полиции), и где за дверью постоянно оказываются иные миры и эпохи.
Эволюция западной мысли представима. Сперва более "открытые" и рациональные версии католицизма, потом - реформация, потом - философский деизм масонов, потом - "розовое христианство" (по злобному выражению Константина Леонтьева) социальных реформаторов, потом - различные версии атеизма.
Теперь представим, что мыслителя-деиста из эпохи энциклопедистов "Тардис" забрасывает на век в прошлое. Он вынужден отказываться от испепеляющий критики клерикализма и буквального толкования Библии, влиться в наиболее гуманистическое направление "Века разума" и строить "республику ученых" на пепелище Тридцатилетней войны. Он рьяно поддерживает Декарта, Спинозу и Лейбница и избегает критиковать подсчеты Ньютоном даты конца света...
Декарт же, выброшенный в 16 веке, стал бы соратником Эразма, пытаясь найти наиболее рационалистическое и терпимое направление в католической контрреформации, критикуя огульный размах ведовских процессов, злоупотребления инквизиции и идеи сожжения Талмуда.
Дело в том, что на Западе философы, в том числе, либералы, всегда честно говорили то, что думали. Они могли, оглядываясь на церковную и королевскую цензуру смягчать свою публичную позицию, выражать ее иносказательно. Но они были избавлены от необходимости маскироваться выражением взглядов, полностью противоположных их собственным.
Российские конституционалисты 19 века вынуждены были выступать апологетами самодержавия, пытаясь обрушить царскую волю на своих аппаратных противников, и пробивать социальную, экономическую и культурную либерализацию, апеллируя к тому, что это лишь укрепит авторитет авторитарной власти.
Когда западные либералы, искренне не принимая идеи высшего суверенитета народного волеизъявления, считали абсолютизм невежественной и легко манипулируемой толпы столь же опасным, как и абсолютизм бюрократической и коррумпированной власти монарха. Но они не отказывались от идеи конституционализма, не претворялись поклонниками теорий кардинала де Ришелье и представлений Солнцекороля, только на новом историческом этапе.
В Российской же империи открыто призывать к конституции стало можно только осенью 1904 года, да и то только благодаря июльскому циркуляру нового министра внутренних дел князя Святополк-Мирского, указавшего полиции, что обсуждение проектов улучшения государственной жизни более не должны рассматриваться как подрывная деятельность.
И появился эвфемизм "Основной закон", поскольку государь, как и его августейшие предки, не выносил самого слова "конституция".
Но куда большее растление началось при советской власти.
Либералы (назовем так сторонников европеизации страны, большей открытости, независимости судов, расширения социальной, экономической и культурной раскрепощенности), даже честно оставаясь внутри левой марксистской парадигмы, что, впрочем, было тогда свойственно почти всей западной интеллигенции, вынуждены были не просто поддерживать непрекращающиеся перелицовки "марксистских" позиций, но и встраиваться в битву цитат, когда ленинские диадохи сражались друг с другом обрывками последних ленинских статей.
Как острил Карл Радек, "со Сталиным трудно спорить - ты ему ссылку [на статью Ленина] и он тебе ссылку [в политизолятор или в Алма-Ату, как Троцкому]".
Это тут же вернуло атмосферу схоластических битв 13-16 веков, когда потерпевшего поражение богослова ждали объявление еретиком и костер. Ситуация, довольно правдоподобно описанная в "Имени розы" Умберто Эко.
И если бы профессор Преображенский, в глубине души евгеник и фашист, был бы вынужден к публичной полемике со Швондером, он был бы обречен обличать троцкизм, "деборинщину" и левацкий уклон, цитировать Бухарина, цитирующего ленинские слова о бережном отношении к буржуазным спецам, и даже цитировать Сталина, защищающего от левых нападок Бухарина, т.е. вести себя как исправный марксистский схоласт.
Традиция закрепилась. Очарованные американским экономическим опытом и западногерманским чудом, технократы 60-х успешно притворялись, что совершенствуют развитой социализм, впихивая в него все больше рыночных элементов и денежного обращения.
А рядом, под видом диалектического материализма и "научного взгляда на мир", в образовании насаждался самый вульгарный позитивизм в его самых религиозных формах, включая превращение историю науки в набор житий ученых и путешественников. При этом физики радовались как дети, что Ленин не назвал электрон "гавном", а назвал его "неисчерпаемым".
С середины 80-х искренние правые консерваторы тэтчеровского типа непрерывно валяли дурака, притворяясь совершенствователями социализма и восстановителями "подлинного ленинизма".
Но время искренности не наступило и три десятилетия спустя, хотя сегодня быть открытым социал-дарвинистом, националистом, расистом и авторитаристом значительно проще.
И все равно выступления в защиту демократии и гражданских свобод деятелей, мечтающих в глубине души о щедром меценатстве просвещенных миллиардеров и о модернизирующей диктатуре "меритократов" (либеральных бюрократов и экспертов), звучат настолько фальшиво, что дискредитирует все новые и новые поколения либералов.
И так два века притворства и манипуляций словами-пустышками.
! Орфография и стилистика автора сохранены
