Странная дискуссия о девяностых годах свелась к взаимным обвинениям и к поискам загадочных "капилляров мирового смысла". Хотя, казалось бы, события последних двух с половиной лет и то, что им предшествовало, должно было побудить интерес к истории межнациональных отношений на постсоветском пространстве. К тому, что было порождено этническим парадоксом современности, открытым задолго до девяностых.
Этнический парадокс современности – это рост национального самосознания в условиях информационного общества и медиа-революции, унификации бытовой культуры, прежде всего, стандартов потребления, доминирования массовой культуры. Дезинтеграционные процессы в бывшем СССР представляются закономерным следствием того взрывообразного освобождения медиа и роста их значения, что произошли во время Перестройки; предыдущего развития национально-ориентированных элит и достижения ими консенсуса с наиболее активной частью их социумов. Среди событий, покончивших с советским вариантом тоталитаризма, было три главных, три решающих. Это победа над ГКЧП, ликвидация Советского Союза и реформы Гайдара. Из этих трех ключевым было, конечно, Беловежье. Свершилось то, что до того казалось невозможным и невероятным, без чего была бы сведена на нет августовская победа над путчистами и не смогли бы начаться гайдаровские реформы.
Трактовка Владимира Путина, назвавшего ликвидацию СССР "величайшей геополитической катастрофой прошлого века", лежит в основе самоидентификации нынешней политической элиты и населения России, интегрирует их, формирует целостность власти и социума. Между тем, распад Советского Союза начался до Перестройки, а его восстановление – до распада. Вопреки распространенному мнению о первенстве стран Балтии в борьбе за национальный суверенитет, борьба эта началась в 1986 году в Алма-Ате, когда первым секретарем компартии Казахстана сделали русского – Геннадия Колбина. С подавления протестов в Казахстане обозначились и попытки восстановления СССР. Один из парадоксов перестройки в том, что герои обновления и кумиры прогрессивной общественности – следователи Гдлян и Иванов, раскручивавшие "узбекское дело", – были для жителей Узбекистана такой же враждебной силой, как для литовцев – десантники, штурмовавшие в Вильнюсе телевизионную башню. В позднесоветский период установился консенсус элит, нарушение которого даже под лозунгами борьбы с коррупцией и произволом не было воспринято в Казахстане и Узбекистане как благое дело. Напротив, это стало покушением на национальную самобытность, рассматривалось как русификация.
Принципиальной ошибкой российских демократов на Первом съезде народных депутатов стал недостаток внимания к делегациям стран Балтии и отчасти Украины. Их деятельность была главной. Это было реальное сопротивление имперскому тоталитаризму, а не попытка его исправить, перестроить, приспособиться к нему, интегрироваться в правящую элиту. Точно так же после октябрьского переворота 1917 года главным было национальное возрождение – короткое и яркое – народов империи.
По моему глубокому убеждению, содержание понятия "гражданская война" нуждается в пересмотре. Так называемая гражданская война после октябрьского переворота была первой войной за восстановление и гораздо более жесткую, чем при самодержавии, унификацию империи. Война красной армии в Украине, странах Балтии, Польше, Закавказье не была гражданской. Это была агрессия РСФСР против новых национальных государств, а война в Средней Азии, длившаяся потом десятилетия, – прямое продолжение войн Скобелева и подавления Туркестанского восстания 1916 года, то есть геноцида народов региона, который осуществлялся уже не царскими генералами, а Фрунзе и Буденным.
Перелом в русской идентичности и в отношении русских к другим народам произойдет лишь после пересмотра не каких-то формулировок и определений, касающихся октябрьского переворота и его последствий, а при принципиально ином взгляде на эту часть истории. Русское историческое сознание – как массовое, так и более высокого уровня – оставляет без внимания все, что происходило в будущих союзных республиках. И даже в странах Балтии и Финляндии. Эту составляющую переворота и гражданской войны даже маргинальной не назовешь. Ее просто нет для русских. Как нет и всего остального, связанного с национальным развитием других народов в составе СССР на протяжении всей истории этих народов.
"Красные, зеленые, золотопогонные" – вот и вся гражданская война в массовом толковании. Весьма показательно, что о независимости Латвии, Литвы и Эстонии до сих пор говорят как о результате осуществления принципа самоопределения наций, хотя произошло это – как это было и с независимостью Польши – после военных побед над русской армией, именовавшейся тогда красной. Кроме Польши, Финляндии и стран Балтии, Россия не допустила возникновения национальных государств на территории бывшей Российской империи, навязала им русскую общественно-политическую модель и не останавливалась перед геноцидом народов СССР (Голодомор в Украине и Казахстане, депортации в чудовищных условиях, постоянные репрессии по национальному и религиозному признаку). Везде, кроме России, советский режим был оккупационным, навязанной русской моделью.
До августа 1991 года Горбачев пытался отстоять Союз, перемежая силовые действия с подготовкой нового союзного договора, предусмотренного и сахаровским проектом "Конституции Союза Советских республик". Академик тоже был не в состоянии признать неизбежность ликвидации СССР. Солженицын мечтал об "обустройке", не допуская мысли о государственном суверенитете Украины и Белоруссии. Не смирился с этим и другой нобелиат. И теперь Солженицын с Бродским на полном основании зачислены русскими нацистами в певцы империи. При этом, правда, теперь и Советский Союз проклинается как "многонационалия". Обустройство новой империи предполагается на основе тотальной русификации. Этих планов не замечает прогрессивная общественность. Как и всего, что связано с национальной политикой России за последние 30-40 лет. Потому и февраль 2022 года стал неожиданностью для очень многих.
На совести нобелиата Горбачева убийства в Алма-Ате, Тбилиси, Баку, Вильнюсе, Риге. Не будет преувеличением сказать, что вторжения в Грузию и Украину – прямое продолжение его действий.
Надо признать и другое – то, на что мало обращают внимание историки и политологи, но что имело роковое значение для дальнейшего существования России и несостоявшейся русской нации. Агрессивная политика в отношении Грузии и Молдавии, поддержка тамошних сепаратистов, непризнание суверенитета бывших союзных республик – все это было уже в 1992 году. Весной 1993 года Таджикистан делегировал пограничным войскам России полномочия по охране границ с Афганистаном и Китаем. Сделали это люди, пришедшие к власти в Душанбе благодаря русской военной помощи. В феврале 1993 года "Газпром" на сутки приостановил подачу газа в Украину, что было предвестником путинских газовых войн. С 1992 года Москва уделяла повышенное внимание Крыму как очагу сепаратизма, нагнеталась конфронтация с Украиной по любому поводу, в массовой культуре нарастала украинофобия.
Ельцин и его окружение совершили исторический подвиг, ликвидировав СССР, но они не предложили никакой новой концепции развития России и русских в новом государстве. Они вообще не уделяли этому внимания. То же самое можно сказать не о политической, а об интеллектуальной элите. В результате политика по отношению к бывшим союзным республикам стала диктоваться не национальными интересами России, которые так и не были определены, а притязаниями различных бизнес-групп при явном доминировании силовых ведомств.
Выбор стратегии на постсоветском пространстве объяснялся тем, что никто в России не стремился к построению полноценного демократического государства. Требовался некий объект для приватизации. Именно поэтому самым парадоксальным образом союзниками формирующегося российского государства стали не строители новых государств, а предводители криминальных сепаратистских образований. Казалось бы, Грузия с ее многовековым государственным опытом должна была стать союзником России, переосмысливающей собственное государственное наследие. Вместо этого по умолчанию Грузия была сразу зачислена во враги.
Могло ли все быть по-другому? Нет в истории сослагательного наклонения. И раз получилось так, то ответ прост и ясен: не могло. Ничего нового по сравнению с Россией царской, советской, горбачевской, ельцинской Путин не придумал. Сразу же после Беловежья началось вмешательство Москвы в Абхазии, Приднестровье, Таджикистане, и везде было всё – от идейного имперства до бизнеса на самых разных уровнях. Это одна большая война – органичное состояние России. И везде она достигала своих целей: прервано свободное развитие Грузии, идет разрушение Украины, Молдавия потеряла Приднестровье, на территории самой России народы Кавказа находятся в состоянии постоянной вражды.
Всё происходящее вокруг русской экспансии, является общим процессом реинтеграции империи и адаптации к этому внешнего мира. Общая составляющая именно такова. Несмотря на все войны, мир свыкается и приспосабливается, народы, которые являются объектом агрессии, реинтегрируются постепенно, по частям, подвергаясь давлению адаптирующейся Европы, которая надеется откупиться от новой империи.
